Иногда — редко — сама Природа выдыхает, притихает и замирает, будто в ожидании.
Амфитеатр Red Rocks не похож ни на один зал, в котором я бывал. Это не рукотворное чудо, а сотрудничество земли и времени. Огромные стены из красного песчаника вырастают из земли под острым углом, словно великаны, вставшие на дыбы. Каменные ступени зрительного зала вырезаны из самой скалы — полукругом, обращённым к сцене, которая стоит под открытым небом. Здесь не нужно куполов — небо само становится потолком.
Звёзды висят близко, почти касаются верхних рядов. Вдалеке — темные силуэты гор, обрамляющие арену. Акустика тут такая, что шёпот слышен в последнем ряду, а дыхание звучит как признание.
На сцене — она.
Анежка Геллер. Первая Советница, Держатель Печатей. Вознесённая и сломленная.
Стоит посреди амфитеатра, в полном одиночестве — и всё же не одна. Смотрит в чёрное небо и говорит:
— Я слышу его. Он снова зовёт. И… ещё кто-то. Другой. Глубже. Под нами.
Голос её прозрачен, как лёд на реке — трещит, но держится.
Старейшина стоит рядом, не нарушая тишины. Он не прерывает её. Не боится — он ждёт.
Алайос Вард. Хранитель Камня. Единственный и первый. Он держит её за руку — не властно, не крепко, а с той тяжестью, что бывает в прикосновении отца к дочери, когда слов больше нет. Только горечь и ожидание.
Я сижу в первом ряду, безмолвный свидетель. Я не должен вмешиваться. Я должен запомнить.
Когда она приходит в себя, её глаза уже не смотрят сквозь мир — они снова в нём. Старейшина вздыхает. Не потому, что рад — потому, что боль возвращается с ясностью. И он говорит:
— Твоё безумие находит отклик во мне, Анежка. Мы оба слышим зов. И скоро он станет громче всего остального.
Они переговариваются — коротко, почти шёпотом. Он боится оставить город. Она боится оставить его.
Они оба знают: сопротивление — это всё, что у них осталось.
— Возможно, — говорю я, не поднимаясь, — если добровольно уйти в Торпор, не сразу, а через десятки лет… быть может, зов исчезнет.
Алайос качает головой. Он не боится сна. Он боится, что город останется без его воли, и его разорвут на куски.
Он говорит о том, что в Денвере нет того, кому можно доверить город. Что нет кандидата. Нет преемственности. Что всё, что есть — грызня, амбиции, анархия.
Анежка отвечает первой:
— Тогда пусть не один. Пусть их будет несколько. Пусть выберут. И пусть выберут сами.
Он молчит. Долго. Потом смотрит на меня.
И я понимаю — он уже решил. Просто ждал, пока слова оформятся.
— Совет, — говорит он. — Пусть каждый сектор говорит от себя. Пусть борются. Но ради города. Ради целого.
Я склоняю голову. Моя рука уже тянется к перу.
В этот момент я понимаю: я только что стал летописцем новой эры. И эра Хранителя Камня — закончилась здесь, под звёздами Red Rocks.